Ну что тут сказать... Хороших ГокуЦунов, да еще и размеров приличных в фендоме мало. Поэтому я ужасно, просто невообразимо горд, что этот текст написали мне. Да еще и просто так, как подарок. Оно шикарно. Да я счастлива как ребенок маленький) Нафиг кинк-фесты, когда у тебя такие пч?)) Спасибо тебе огромное
Собственно вот:
читатьГокудера/Цуна. Хаято долгое время пытается добиться от своего босса взаимности, но наивный Цуна не понимает намеков. Однажды Гокудера не выдерживает и срывается (как вариант обоснуя - Хаято пьян). Изнасилование. Чем жестче, тем лучше. Для Савады это первый раз. Слезы, крики и прочий агнст со стороны Цуны приветствуется. На утро Хаято понимает, что натворил. Можно свести к ХЭ, можно нет - на усмотрение автора.
Таймлайн - не TYL, но и не 14-летние дети.
В нервных импульсах точками звука,
Неприкаянный страх и душная скука
Натяжение лука, радость, усталость,
И та самая малость, которую жить осталось…
… Ночь затопит глаза, день заставит забыть
И медленно плыть, куда подует ветер.
Прибывает вода и может просто накрыть.
Со мною беда... а никто и не заметил.
Слот – «Амадеус», «Семь звонков».
Неприкаянный страх и душная скука
Натяжение лука, радость, усталость,
И та самая малость, которую жить осталось…
… Ночь затопит глаза, день заставит забыть
И медленно плыть, куда подует ветер.
Прибывает вода и может просто накрыть.
Со мною беда... а никто и не заметил.
Слот – «Амадеус», «Семь звонков».
- … а потом появляется Рёхей и выносит их всех к чертям собачьим! – Ямамото, главный рассказчик и главный слушатель, уже заливался беззвучным смехом. Тсуна в ответ - улыбался, Гокудера – предпочитал гордо молчать.
- Целая партия героина, представляете? Чистейшего, свежайшего, совершенно без примесей… Партия героина, не получившая защиту Семьи.
А вот это - да-а-а… Это уже не шутки, это серьезно. Без поручительства мафии дилеры-одиночки долго не протянут, а Вонгола, к несчастью, опиатами не занимается. Крышует ЛСД, марихуану, амфетамины - все, что угодно – но не героин. Слишком уж прибыльная, но слишком уж опасная то была наркота.
- Рёхею, значит, сообщили: так и так, нужна помощь…
… И бывший спортсмен деловито зачистил базу наркодиллеров. Деловито, но…
- Такой шухер был, ну такой шухер! Реборн нам потом чуть головы не поотрывал!
Логично: воспитывал тихих, смертельно-опасных мафиози – а на первом же серьезном задании получил шумный, бестолковый и очень масштабный скандал.
- Сасагава потом напился с горя вместе с Колонелло…
На деле - Колонелло отмечал наконец-то состоявшуюся помолвку. Ему было радостно, ностальгически грустно, и совершенно без разницы, с кем выпивать.
Гокудера выматерился - и зарычал на бесполезную, намертво заклинившую «Гюрзу». Они в опасности, в сотне метров под землей, в окружении вражеских сил – а Ямамото треплется, как ни в чем не бывало! Вот же ж придурок… Но голос у мечника на удивление спокойный; он разряжает обстановку, подпитывает босса уверенностью в собственных силах, а для Гокудеры главное – чтобы с Десятым все было хорошо.
- Жаль, Рёхея с нами нет, - шепчет Тсуна.
- Был бы он с нами – вляпались бы все вместе, - Хаято сплюнул на пол, пнул мягкий клубок слежавшейся пыли. – Они знали, что мы придем. Знали и ждали. Крыса где-то в наших рядах.
Тсуна промолчал и отвернулся – боссу не хочется верить в то, что кто-то его уже предал. И впрямь ведь – малолетка в сравнении с остальными мафиози. Худенький, щуплый – и непередаваемо красивый. Хотелось зарыться ладонью в его волосы – мягкие и золотисто встопорщенные; огладить худенькие подростковые плечи... И крепко, до судорожного всхлипа, обнять.
- … а потом всходит солнце – и свет танцует на ладонях. Красиво! Ярко так…
Гокудера вздрогнул, отвлекаясь от собственных мыслей. Тсуна засмеялся:
- Ямамото, да ты романтик.
- Люблю красивые рассветы. Я не романтик, я фанат!
Над ними – тысячи кубометров слежавшейся земли и база противника. Пришли за информацией – уйдут с пустыми руками. Если вообще уйдут, что тоже не факт.
… Гокудера ненавидит того, кто сдал врагам ЕГО босса. Из оружия у них при себе – остатки динамита, восемнадцатизарядная «Гюрза» и старенький ТТ. Из боеспособной человеческой силы – только он сам. Израненный Ямамото и замотавшийся Тсуна уже вряд ли на что-то способны; запереть бы Саваду прямо тут, да приказать отсидеться… Но нет, он ведь хочет «сделать что-то для семьи»; потому и на операцию эту пошел. А Ямамото…
Продырявлен, как старое кухонное решето. Перебинтованы руки, пропитана кровью рубашка, перетянуто двумя жгутами бедро – раны поверхностные и малоопасные, но их много. И единственное, что еще может сделать мечник – позубоскалить и отдать немножко своего оптимизма испуганному боссу. Гокудера завидует, но знает, что моральная поддержка для Савады просто ой как важна.
- Душно как-то, - Ямамото оттянул воротник и запачкал кровью светло-серую ткань рубашки. Подушечки пальцев у него стесаны, будто наждаком.
А в помещении и впрямь царит духота. Не от жары, а от того, что на исходе свежий воздух. Пыль забивает легкие, а Тсуна ухитряется еще и мерзнуть; хватает себя за плечи, сопит тихонько, совсем по-детски – будто и не он почти-глава-всей-здешней-мафии – но не жалуется. Знает, что друзьям хреново и без его нытья.
- Босс…
Плечи у него – худенькие, тонкие. Трясутся, но Тсуна давит в себе эту испуганно-холодную дрожь. И Гокудера не выдерживает – поднимается с места и набрасывает собственную куртку на чужое тело. Изодранную, измазанную в пыли и в кирпичной крошке, но все еще плотную.
- Не дергайтесь, босс.
Тсуна, сидевший на корточках, попытался отказаться, но Хаято сгреб его в охапку, усаживаясь рядом. Подтянул босса поближе – спиной к груди, так, чтобы чувствовать изгиб его поясницы, каждый позвонок и каждую мышцу под тонкой рубашкой. Задумался на мгновение - и перехватил взгляд, брошенный в их сторону Ямамото. Быстрый, внимательный и очень колкий взгляд.
… Шум где-то наверху.
- За нами пришли?
Ямамото даже не пытается встать – сейчас он существует на последних резервах. Зато Гокудера подскакивает, будто ужаленный:
- Это Хибари. Только он может сломать такую защиту!
Тсуна проводил его испуганным взглядом:
- Гокудера-кун, а ты-то куда?
- Наша первоначальная цель – этажом выше и налево. Рядом уцелела металлическая лестница – я не стал ее подрывать.
- Гокудера, - глаза у мечника холодные-холодные. – Не дури, там опасно.
- Да плевать! Мы пришли сюда за информацией, - «Гюрза» все еще клинит, и Хаято взвешивает на ладонях ТТ. – Охрана наверняка отвлеклась на внешнюю атаку. Так что либо мы вернемся с пустыми руками, либо я выполню задание прямо сейчас.
Тихий шорох шагов – Хаято бегает бесшумно, ведь даже он, псих-подрывник, умеет быть незаметным. А Кёя тем временем… снимает осаду с нижних этажей.
- Скоро будет тут, - Ямамото прислушался и замолчал. Вспомнил, с каким затравленным взглядом обнял босса Гокудера.
Тсуна погладил воротник чужой куртки и согласился:
- Скоро будет, да-а…
* * *
… На следующее утро духота изливалась дождем.
Очень холодным.
- Почему мы должны ждать Дино снаружи?
- Потому что ему не терпится щегольнуть новой тачкой, - Ямамото высунулся из-под зонта, проверяя «погоду». Он был надежно забинтован, но повязок не видно под серым костюмом и свежей рубашкой; ссадины на лице замаскированы – не без помощи И-Пин, Хару и Бьянки. Готов хоть к докладу перед начальством, хоть к побегу, хоть к штурму. И даже к свадьбе, пожалуй, готов.
К чужой.
- Колонелло планирует масштабную пьянку. – Гокудера поправил галстук и отодвинулся подальше от молоденькой лужи. Лужа вознегодовала, плеснула брызгами, будто кошка, отряхнувшаяся после дождя.
- Он долго этого ждал, - Ямамото едва не упустил зонт и рассмеялся. – Как только аркобалено вернули себе прежнюю форму, он тут же сделал предложение Лал Мирч.
И впрямь. Маммон вложил бешенные бабки в новую строительную фирму, Череп организовал себе турне по Италии, Верде окопался в лабораториях. Реборн навел порядок в младшем составе Вонголы, а Колонелло решил срочно стать женатым человеком. Аркобалено, вернувшиеся в человеческую форму, торопились жить, а не выживать.
- Смотри! Наш гость уже на пороге!
Бежевая «Ланчия Муза» влетела на стоянку, едва не сорвавшись с дороги на крутом повороте. Два тяжелых бронированных хаммера, повисших у нее на хвосте, подсказали, что телохранители Кавалонне не намерены оставлять своего вожака.
- Ямамото! Гокудера! Сколько лет, сколько зим! – Дино звякнул ключами и покинул салон, сверкающий хромом, пластиком и кожей. Гокудера ощетинился:
- Ты нас всего месяц не видел!
- Но соскучился же!
Ямамото поприветствовал не хозяина даже, а, скорее, машину:
- Ты ее себе под цвет волос выбирал?
- Уж очень она мне понравилась, эта красотка.
- Почему не старый добрый феррари? Лошадка на эмблеме перестала доставлять?
- Поверь, моя Муза куда более…
- Эффектна?
- Эффективна. Климатконтроль, тонированная стеклянная крыша, и целый табун лошадей под капотом.
- Ах во-от оно что, - догадался Ямамото. – Ты променял жеребца на эмблеме на целый табун таких жеребцов!..
Дино фыркнул - и с размаху хлопнул мечника по плечу, избегая мест, в которых под пиджаком вспухали бинты. Старался не причинить лишней боли ладонью.
- Я слышал, Гокудера успешно провернул очередную «информационную» облаву?
Надменно изогнутые губы, огонек в бирюзовых зрачках – Хаято все равно был собой недоволен.
- Нас почти угробили. Если бы не Хибари…
- Если бы не ты – мы бы не получили ценнейшие данные с их электронных носителей.
- Если бы я был осторожнее – то даже этого, - быстрый взмах в сторону израненного Ямамото, - не произошло.
Непонятно даже – когда беловолосый тщеславный мальчишка стал гением тактики, стратегии и ближнего боя. Если Гокудера брался за задание – он его выполнял. Если он собирался взорвать объект, окруженный тремя кольцами вооруженной охраны – он взрывал его. Если ставил себе цель – спокойно и уверенно ее достигал.
Лез из кожи, чтобы стать идеальной Правой Рукой, чтобы оказаться незаменимым человеком в окружении босса. Его любили. Его уважали. Его боялись. Хаято получал все, чего ему хотелось – кроме одного.
- В общем, поздравляю с очередным успешно выполненным заданием, - резюмировал Дино. – А теперь хотелось бы увидеть Тсуну. Надо кое-что обсудить - возникли проблемы с новой сетью казино…
* * *
… Обсуждение затянулось до ночи. Ямамото счел, что его присутствие не обязательно, и под шумок украл И-Пин из компании Кьеко, Хару и Бьянки. Его бирюзово-черная бугатти мигнула фарами и умчалась прочь.
Резиденция Вонголы по-настоящему стала резиденцией только тогда, когда в нее переселился «женский клуб». Почему это произошло, как и когда, никто так толком и не понял. Просто в один прекрасный день Бьянки сообщила, что без женской руки Вонгола загнется, и вытащила из такси один за другим три здоровенных чемодана. Когда первый из них с хрустом утонул колесиками в гравии, Тсуна понял, что вскоре обучаться премудростям мафиозного быта станет гораздо веселей. Раза в два.
Чуть позже в резиденцию переселились Кёя, который, видимо, сам от себя не ожидал подобного дружелюбия, Хару, не пожелавшая оставить Тсуну «в одиночестве», и Кьеко, рассудившая, что «если не она позаботится о братике – тогда кто?»
Тсуна, Гокудера, Ямамото и Рёхей огорченно вздохнули, но сопротивляться не стали – им больше не приходилось воевать со сковородками и кастрюлями на кухне, в конце-то концов.
Реборн обустроил в резиденции свой угол, куда, вопреки всем ожиданиям, Бьянки так и не переселилась. Колонелло и Лал Мирч оккупировали две комнаты на втором этаже, и первую неделю после новоселья демонстративно друг друга не замечали. Опять-таки непонятно, когда закончились их обиды и перманентная вражда, но с некоторых пор одна из комнат стабильно пустовала.
Последним (что неудивительно) в резиденцию вселился Рокудо Мукуро. Он долго и упорно отклонял приглашения, однако раненый в недавней стычке Чикуса и болезненно-хрупкая Наги таяли не по дням, а по часам, нуждались в тепле, уходе и стабильном питании, а потому… Мукуро решил, что из уютных руин пора выезжать.
* * *
- У меня братик-отличник, подумать только…
«Братик-отличник» молча показал сестре большой палец, демонстрируя, что да, у него и вправду все о’кей, но с кровати не встал.
Бьянки из его комнаты, впрочем, так и не ушла. Оккупировала просторное белое кресло, забросила ноги на стол, сметая стопку бумажек, и налила себе вина. Бутылку и бокал прихватила с собой – видимо, пришла к брату не просто так.
- Хаято, Хаято… Ну что ж ты вялый такой? Устал?
Медовый голос. И каверзные, хитрые глаза.
- Ты, случаем, ни в кого не влюбился? А, Хаято?
Гокудера заурчал из полумрака, раскинувшегося над кроватью.
- Бьянки, не заставляй меня продемонстрировать другой палец. И без тебя тошно. Лучше бы подобру-поздорову ушла.
Сестра даже с кресла не встала. Куснула ноготь, осмотрела испачканный помадой бокал.
- У тебя в последнее время не карьера, а взлетная полоса какая-то. Реборн хвалит. Девятый все никак не нарадуется. Старикан счастлив, что у его последователя такой помощник. А еще… а еще Хару. Как ты ее вообще соблазнил-то, а?
Гокудера повернулся к сестре спиной и попробовал прикинуться мертвым.
- Бьянки, изыди. Слышать ничего не хочу…
- Она влюблена…
- Она хорошая девушка. Добрая.
- … но не в тебя.
- Она мне нравится. И я ей, наверное, тоже. Немножко.
- … И ты тоже в нее не влюблен.
- Чего ты хочешь, Бьянки?
Девушка сладко зажмурилась и пожалела, что не видит сейчас его глаза. Но ведь стоит ей выбраться из тени, покинуть кресло – и Гокудеру скрутят боли в желудке. Это не дело, так нельзя…
- Я хочу правды.
- Какой?
- Тебя что-то грызет. Выедает изнутри, Гокудера.
Мрачное молчание. Отблеск абажура, тайком просочившийся к Бьянки в бокал.
- Ты получаешь все, к чему стремишься, и даже то, что тебе не очень-то и нужно…
- Это намек на Хару?
- Это констатация факта.
- Нам хорошо вместе.
- Врешь. Напоминаю – она влюблена.
Бутылка звякнула, опустившись на стол, и Бьянки швырнулась в брата опустевшим бокалом:
- Отличное вино. Реборн привез вчера пару бутылок, ну-ка попробуй.
Бокал ударился о колено Гокудеры, соскользнул на простыню, но далеко не укатился. Кроваво-бархатными пятнами растеклись по одежде капли вина.
- Зачем?
Бьянки, уже закрывающая за собой дверь, удивилась:
- Что зачем?
- Зачем угощать меня вином?
- Чтоб ты расслабился, братик. И хорошенько подумал. Уж не знаю, в кого ты там по уши влюбился, но будь умницей и не позволяй никому себя обижать.
* * *
Тишина, кромешный мрак… и дождь по бежево-тонированным стеклам.
- Ямамото…
Ан, нет – тишину еще предстоит завоевать.
Мечник открыл глаза – и тут же спрятался лицом в ладони.
- Гокудера, я даже не буду спрашивать, какого хрена ты делаешь у меня в комнате в полчетвертого ночи… но почему ты куришь?!
- В полчетвертого утра, - Хаято хмыкнул, задумался и стряхнул пепел на чужую подушку. – А где же И-Пин? Ночуете не вместе?
- Мы никогда не ночуем вместе.
- Разбегаетесь, едва потра…
- Гокудера, ты пьян?
- … хавшись?
Ямамото окинул подрывника цепким взглядом, проигнорировал винные пятна на его брюках и смятой рубашке, уставился в бирюзово-яркие, совершенно трезвые глаза.
- Что случилось?
Гокудера затянулся сигаретой.
- Ничего.
Ямамото терпеливо вздохнул и постучал ладонью по чужому колену:
- Коне-е-ечно, совсем ничего не приключилось. Ты просто так решил зайти ко мне в гости.
- Ты против?
- Пока что нет. Ты идиот. – Ямамото сбросил с себя простыню и спрыгнул на пол. – Пошли. Надо…
- … поговорить?
- Надо выпить.
- Вы с Бьянки похожи…
- А уже потом - поговорить. Пошли, я сказал.
* * *
Это было страшно. Страшно и странно. Дождь в стекла. Долгий разговор, саке, привезенное Рёхеем из Японии, мартини из предсвадебных запасов Колонелло, и прихваченный из комнаты Ямамото коньяк. Они сидели в пустой «кают-компании», Гокудера курил и хрипло смеялся, а Ямамото, опьяневший гораздо быстрее, рассказывал о том, как хороша и непорочна его И-пин, как мила Хару, очаровательна Кьоко и роскошна Бьянки. К слову, И-Пин и Ламбо попали в очередную передрягу: злосчастная базука наконец-то сломалась, а техники Вонголы так и не смогли вернуть эту парочку назад. Бычок Бовино и так и не донесшая рамен по назначению И-Пин надежно застряли в своих взрослых телах. Ламбо учился водить машину и стрелять, а И-Пин…
- Н-нет, ну мы правда н-не.. не встречаемся. Н-но когда…
- Когда что? – приоткрыл глаза Гокудера.
- Я на ней… женюсь, к-когда мне стукнет двадцать пять.
Хаято расхохотался – и затушил сигарету в опустевшем бокале.
- Тебе пока что двадцать один. Не торопись, придурок.
- Я… люблю. Понима-а-аешь? Люблю ее, – Ямамото улыбнулся, и опустился головой на край стола. – А ты, если любишь – добивайся.
Гокудера не то, чтобы протрезвел, но испугался нехило:
- Кого люблю?
- Его-о… Нашего маленького босса… Д-думаешь, я слепой? – Мечник заглянул в ближайший стакан, но доказательств его зрячести там не оказалось. – Так вот, у тебя по глазам… все заметно. Ведь хочешь…
- Замолчи.
- … Хочешь его. И добиваешься всего-всего, чего только захочется…
- Ямамото, замолчи! – Гокудера опрокинул бутылку, и остатки коньяка влажной кляксой вцепились в рукав.
- Ты идиот, - Такеши закрыл глаза, снова приземлившись щекой на стол. – Потому что ты просто… боишься…
Гокудера медленно встал, намочив коньяком еще и ладони.
- Я не боюсь.
Ямамото не поверил:
- Совсем ничего?
- Совсем ничего.
Дверь за спиной Гокудеры закрылась совершенно беззвучно.
- Я правда… совсем-совсем ничего не боюсь…
* * *
В резиденции были скрипучие паркетные полы и очень, ну прямо ОЧЕНЬ тяжелые двери. В резиденции гуляли сквозняки, а моль облюбовала южное крыло.
Но как минимум одна вещь в резиденции была идеальна: Реборн лично контролировал звукоизоляцию комнат. Он любил, чтобы кабинет, его святая святых, был всегда погребен тишиной.
- Гокудера, отпусти меня!
Острой кромкой ногтей – по хрупким запястьям:
- Больно, босс? А мне… знаешь, как МНЕ было больно?
Тсуна проснулся, когда Хаято запирал в его комнате двери. Удивился ночному визиту, спросил тихонько, в чем проблема… и захлебнулся криком, забыв от боли недосказанный вопрос.
- Гокудера! За что?!
Вытащить его из кровати оказалось несложно; двадцать лет мальчишке - Ямамото вон, его одногодок, высок и по-медвежьи здоров - а Десятый Вонгола все еще худенький и щуплый. Шея – нежная и хрупкая, ключицы – тоньше стекла, а кожа… теплый бархат; его легко оцарапать, выворачивая Тсуне руки.
- Взгляни-ка, босс…
Сперва он не хотел причинять боль – но как-то так само по себе получилось… Узор на кольцах всегда опасен – шею Тсуны оцарапала холодная, игольчато-рваная сталь.
- Смотри, - Гокудера упал на колени, нависая над боссом – любимым, идеальным, лучшим в мире боссом – и беззащитной, слабой жертвой, которая не могла за себя постоять.
– Смотри, - короткий удар в лицо. И тут же губами – по оцарапанной коже. – Смотри мне в глаза!
А в глазах… отчаяние и шебутное веселье. Горячка безумия и дождливый, холодный туман.
- Я так люблю тебя, бо-осс…
И ведь вправду любил – когда заламывал по-мальчишески тонкие руки. Когда стаскивал с тела Тсуны остатки одежды, грубой лаской царапал узкие бедра, раздирал рубашку в помесь лоскутов. Тсуна вскрикнул, но слушать его было некому - звукоизоляция погребла все лишние звуки. Мгновение – и Хаято опрокинул босса на спину, прижимаясь губами к его губам.
Это не было поцелуем. Чуточка боли и сладкой муки, щепотка обожания, доза ненависти, и литр безумия в бирюзовых глазах.
- Хочу, - губами по гибкому, сопротивляющемуся телу. Зубами, руками, влажным теплом языка. – Хочу тебя так, как Бьянки хочет Реборна. Знаешь, как хорошо она, должно быть, меня понимает? Сестренка из-за него - с ума сошла…
Гокудера отшатнулся на мгновение, быстро, без замаха ударил жертву – и слизнул кровавую полоску с чужого лица. У вонгольской крови был привкус – сладковато-бешенный и очень горький. Будто старые бинты, свежая трава, и много-много пропитавшей их жертвенной боли. Тсуна отвернулся, предвидя еще один удар.
Пальцами по коже – будто стачивающая когти белая кошка... Перевернуть Тсуну на живот было не сложно, и Гокудера наступил на узкую спину, чтобы стянуть его локти оставшимся от пижамных брюк лоскутом.
- Подожди-ка немножко…
Теперь – спиной на кровать, чтобы утопить в покрывале, защитить от вывиха хрупкие локти. Чтобы стянуть с себя одежду, развести жертве колени – с хриплым вздохом, с довольным рыком, игнорируя стоны и метя синяками чужое бедро. И не «немножко» Тсуне пришлось терпеть – а до-о-олгие секунды. Чужие пальцы, скользя слюной, проникли в тело, но жалкое подобие смазки предотвратить боль, увы, не смогло.
- Гокудера, - звенящее напряжение в голос Тсуны - не просто слепая истерика, а чистый, неподдельный испуг. – Не надо, прошу!
Но уговаривать психа – это не дело. Всем телом – прочь! Выдираясь, выворачиваясь из рук испуганной кошкой…
- Опомнись, кретин! – Вот он, идеальный босс. Лучший босс. Классный босс, который даже сейчас не мог опуститься до матов. - Прекрати! – И слезы в глазах. Жалкие, рожденные испугом, полные отчаяния слезы. – Прекрати, я же прошу, прошу-у тебя!
Но бесполезно – Гокудера потянул на себя чужие бедра. Толкнулся в гибкое, сведенное судорогой тело, и сжатые мускулы были разодраны в кровь под напором. Белые волосы скользили по груди Десятого, сжимались нервно пальцы, пылали нервы. А Тсуна… молча молился, и надеялся ускользнуть в забытье.
Но ритм возник… и даже босса проклинать Гокудере уже не хотелось. Только двигаться - и упиваться мгновением; наслаждаться – и раздирать в клочья это нежное, никому не принадлежавшее тело. В буквальном смысле раздирать, без преувеличений – ногтями, зубами, каждым грубым движеньем. Чтобы больно было боссу. И отравленно, резко и сладко; чтобы казалось, что это – последние вдохи, будто насилие - это плата. За невнимание к Гокудере, за все старые обиды и неразделенную любовь.
* * *
… Гомосексуальный опыт у Гокудеры имелся.
Заслуга Ямамото – это мечник успел на него повлиять.
Подростки вместе тренировались, вместе отдыхали и вместе росли; вместе цепляли девочек на шумных вечеринках, вместе гоняли по ночному городу – наперегонки… Ямамото любил секс втроем и спортивные машины. Гокудера - янтарное виски и кареглазых шатенок, чьего пыла хватало на них двоих. Опробованы были травка и экстази, покер и рулетка на серьезные деньги; ребята многое успели для своих двадцати.
А потом было изнуряющее задание и ночь, проведенная вместе за барной стойкой. Тогда, после очередной рюмки текилы, Ямамото предположил, что попробовать в этой жизни - и не когда-нибудь, а прямо сейчас - надо все.
… Смазку купили в ближайшей аптеке. Ямамото смеялся, платил за покупку и даже успел подмигнуть продавщице; Гокудера нервничал, определенно стеснялся и не отрывал от пола взгляд.
- Подготовка завершена, - ляпнул Такеши. Сгреб беднягу за шиворот и там же, в дверях аптеки, впервые поцеловал. И так вот… ме-едленно, чувственно и очень сладко, оставляя привкус спиртного на сжатых губах.
До отеля они в ту ночь уже не добрались; трахались на заднем сидении новенькой, свежепригнанной из Палермо машины. Белоснежный «Альфа Ромео», требовательный, породистый и очень красивый, был выдан ребятам на время задания, но в сложившейся ситуации он тоже пригодился. Еще как.
В ту ночь Гокудера – просто прозревал. Если бы он не был уверен, что для Ямамото, как и для него самого, это первый сексуальный контакт с мужчиной, он бы решил, что у мечника имеется опыт. Такеши был нежен, мягок и абсолютно расслаблен. То бесконечное доверие, с которым он отдавал себя в чужие руки, просто пугало; и Гокудера наслаждался каждым мгновением, не трахался даже, но занимался любовью, был нежен ровно настолько же, насколько податлив был Ямамото.
Они переспали только раз. Полученных эмоций все равно было много... Неизвестно, что решил для себя в ту ночь Такеши, но Гокудера в будущем отказался от гомосексуальных похождений. Отказался, вот только… пришло время, и даже самый строгий запрет пришлось снимать.
* * *
Вдох. Выдох.
Подушечкой пальца по нежной, хрупкой шее.
- Я…
Хотел что-то сказать. Забыл, вспомнил, но уже передумал. Намотал на палец собственную выбеленную прядь.
Рассвет давно наступил – и младший состав Вонголы скоро должен был подтянуться на завтрак. А в поле зрения – скомканные простыни, пара кровавых разводов и прокушенная ладонь – Тсуна сопротивлялся. Десятый тоже тут – щекой в простыне, уже не смущаясь своей наготы и светлых разводов на коже. Разметался по кровати, будто и не чувствовал, как больно надорванным мышцам, как ноют растянутые связки на бедрах, как мучает сетка укусов, царапин, мелких ран и синяков. Хотелось сгрести это тело в охапку, уволочь в ванную комнату и запихнуть под воду. Гладить ладонями, беспокоить дыханием; убаюкивать и нянчить Тсуну, словно ребенка. Целовать теплую, изодранную кожу. Смывать кровь.
Хотелось биться головой об стену, каяться и даже плакать. Хотелось бежать за веревкой и вешаться – Правая Рука, Правая Рука… Да никто он, никто и ничто, если посмел такое… сделать с боссом.
Хотелось прощения. Хотелось заглянуть Тсуне в лицо – трезвыми уже, стекленеющими глазами – и не умереть со стыда.
Хотелось – но пришлось собрать одежду и вспрыгнуть на подоконник. Уступы здесь широкие, пафосные, и ближайший путь к себе в комнату – через окно…
Прочь! Чтоб даже взглядом не прикасаться больше к боссу.
* * *
- Уа-ау, кто хочет послушать новые сплетни? – Бьянки жестом фокусника развернула газету и влезла локтем в тарелку с бутербродами.
- Ну уж не-е-ет, лучше налей мне соку, - откликнулся откуда-то из-под стола Ямамото. – Я просто передать не могу, как у меня болит голова…
- Не надо было спаивать И-Пин!
- Что значит…
- Вчера вы были вместе, я все знаю! И-Пин, а ты куда смотрела? Он ведь совершенно не умеет пить!
И-Пин тихонько, очень скромно сообщила, что самым крепким напитком, который при ней пил Такеши, была вода.
На другом конце стола тем временем разыгралась трагедия:
- Не сметь! Мне! Указывать! Я сама знаю, как мне себя вести!
- Лал…
- Твое «надо быть женственнее» осточертело!
- Я…
- Ты постоянно себя переоцениваешь! Мне плевать на твои мелкие прихоти!
- Да вашу ж мать, - огорчился Колонелло, - это же свадьба! Наша свадьба, понимаешь? И хотя бы на ней ты должна быть немножко жен…
- Еще раз это повторишь – и не будет никакой свадьбы!
- Хотя бы на ней ты должна быть в платье, а не в армейских штанах!..
Рехей, переведенный сестрой на временную растительную диету, скучал рядом со стульями для Десятого и Гокудеры:
- Такое экстрема-а-ально прекрасное утро, а собрались не все!..
Колонелло, которого пытались стащить со стула и запинать, воодушевился:
- Так, может, случилось чего? Сходить-узнать?!
Но ходить не пришлось. Ямамото приоткрыл глаза:
- Оп-па!
…Появившийся в столовой Тсуна выглядел неважно. Настолько неважно, что забеспокоились и Хару, и Кьоко.
- Утро доброе, - зато улыбался Десятый по-прежнему. Мягко, отзывчиво и очень по-доброму. Отследил направление взглядов, потер ссадины на щеке и подтянул воротник плотного желтого свитера к подбородку. – Там, на ковре, на верхних ступеньках, образовалась крайне неудобная складка…
Первым подчеркнуто фальшиво «догадался» Реборн:
- Бедня-яга. Упал?
Ямамото «вынырнул» из стакана с соком и ухмыльнулся:
- А Гокудера споткнулся и шею сломал?
- Да нет… - Тсуна зевнул - и прикоснулся к разбитой губе языком. – Я думаю, приходит в себя после вашей вчерашней попойки.
- Но я-то уже выполз из комнаты!
- Дай ему время, - Тело ныло не по-божески, вот только злость на Гокудеру все равно не появлялась. Досада, испуг, удивление… это терпимо. И Тсуна улыбнулся. – На обед он придет… Наверняка.